С Кемской улицы Михрютка перешел на уединенную Северную дорогу, тянувшуюся вдоль Гребного канала, и тут его окликнули:

— Эй, Михрютка, привет! Ты куда это ковыляешь?

Прямо перед Михрюткой сквозь асфальт пророс бес Недокоп. Пророс он только до половины, по пояс, облокотился о края сотворенной в асфальте дыры и с любопытством уставился на домового: известно ведь, что домовые просто так жилище не покидают, — что-то тут было не так…

— Привет, — нехотя откликнулся Михрютка, обошел торчащего посреди дороги Недокопа и потащился дальше.

— Да постой же ты! — Недокоп выкопался полностью, стряхнул со шкуры асфальтовую крошку и засеменил рядом с домовым. Дыру он за собой убирать не стал: авось кто-нибудь из прохожих в нее угодит и захромает, а то и вовсе ногу сломает. — Михрютка, — спросил Недокоп, оглядывая домового и хихикая, — а ты чего это такой томный и помятый, будто тебя долго-долго жевали, а потом с отвращением выплюнули?

— Ты на себя погляди! — хамски ответил Михрютка. Схамил он не потому, что был сердит, а потому, что бесы иначе между собой просто не разговаривают; сами хамят и людей тому же учат. — Никто меня не жевал, — продолжал домовой, — это я ранен превосходящими силами противника: поп заезжий ожег меня, бедненького, молитвой и ошпарил святой водой. А вот тебя, Недокопка, моль поела!

Соврал Михрютка: не ела моль Недокопа, хоть и был он на старого лысого крота похож, — какая ж это моль на беса сядет? А выглядел как молью побитый оттого, что был приставлен к крещеному человеку, и у того, конечно, был свой Ангел Хранитель — вот ему от этого Ангела и доставалось, да так, что клочки по закоулочкам летели.

— Да ладно тебе, — пробурчал Недокоп примирительно. Он вообше-то смутно сознавал, что оба они хороши — глянешь да плюнешь.

Говорят, что бесы гнусны видом с того самого момента, когда их, Ангелов, перешедших на сторону сатаны, архангел Михаил со своим небесным воинством смел в одну кучу, проволок через все мироздание и затолкал в атмосферу планеты Земля, тогда еще молодой и безлюдной.