И мертвый лунный свет ракет...
И пуль трассирующих искры...
И страшный, как кошмар рассвет...
... Не стал курить... Прошла усталость.
Мешок поправил за спиной,
Лишь километра два осталось
До юности моей лихой.
Мне много лет ночами снилось это:
Вот я иду опять к передовой.
Кругом знакомые приметы,
Но не могу найти я рощи той.
И наяву случилось тоже,
Иду я верно - путь тот не забыть.
Но был здесь ельник? Быть не может,
Что без меня от весь побит?
Кругом деревца молодые...
Я старше их на двадцать лет.
Их не срезали ливни огневые,
Мы не знакомы... Что ж, привет,
Вам, юные, не знавшие пожаров,
Вас не рубили мы на шалаши
Вы разрослись и скрыли ветеранов старых...
Послушайте, что шепчут вам они в тиши.
Они расскажут вам, как мы их не жалели,
Безжалостно рубили, жгли
И как они в жестокие метели
Давали нам все что могли.
Но вы не слышите... Шумите сами
В весеннем легком ветерке...
Что вам до тех, кто лишь чернеет пнями,
Шумите вы... Живете налегке.
И густотой своей разросшейся
Вы словно не хотите пропустить меня
И из-за вас не узнаю я рощи,
В которую иду уже полдня.
Не узнаю... Но знаю - здесь мы были,
Еще полна земля следов
Той страшной и далекой были
Она глядит глазницами пустыми
Белеющих в овраге черепов...
Она блестит водой воронок черной,
То глянет старым блиндажем,
То гильзой стрелянной, то миной закопченной,
То брошенным солдатским котелком.
Да и земле не заживить те раны,
Что в ярости нанесены войной,
Ни повести, стихи и ни романы
Не скажут столько, сколько скажет малый
Клочек земли, что был передовой...
Вот две громадные воронки...