Мы обогатились знанием системы фактов и "деталей" истории очень далекой и близкой, и в этом смысле неоценимо познавательное значение книги; мы заново прошли с автором все его адовы круги, содрогаясь и ужасаясь тому, что это могло случиться с каждым, и в умении автора вовлечь читателя в мир своих дум и чувств, заразить его неприятием зла эстетическая значимость его повествования.

Две сюжетные линии — "национальная", связанная с происхождением автора, и "профессиональная" — предопределили содержательный объем произведения, и, пересекаясь, они, как отмечает автор, сплелись в "деле врачей".

Вот и не верь теперь, прочтя книгу, в "чудеса"!.. Как же не поколебаться фундаменту научности и "объективной закономерности", когда лишь "чистейшая случайность", смерть тирана, пресекла готовящееся преступление, последствия которого трудно вообразить. Я бы, коль скоро речь идет о медицинском, так сказать, мире, поразмышлял о Смерти, которая в данном случае сыграла спасительную роль и для нашего общества, и для "дела врачей", и для автора. Ведь надо же: умри Сталин позже, живи и бодрствуй он еще некоторое время, и… даже не вообразить, что нас ожидало: готовилась показательная казнь, подстрекающая к погромным акциям, печать пестрела взрывом массового "негодования", нагнетался антиеврейский, антиврачебный психоз, изуверская обывательская фантазия, как читаем в книге, изобретала нелепости одна похлеще другой. Увы, Смерть порой оказывается единственной возможностью для общества приостановить противозакония. Продли медицина жизнь тем, кто стал олицетворением застоя, проживи тот или другой еще несколько лет в условиях выжидательной немоты недовольных и воинствующей агрессивности восхвалителей, и общество в ситуации отсутствия механизма или рычагов действенного контроля, демократической, "цивилизованной" сменяемости, выборности кадров терпит неисчислимые экономические, моральные, психологические, а в иных случаях, о чем — книга, и физические убытки, уроны.